Что-то какие-то впечатления выкристаллизовались, а к чему они? Что это всё значит? Я не знаю. Но я начинаю принимать джаз (или он впускает меня в себя). Мне нраица.
Дверь
Утро выдалось на редкость тихим. Почти белые каменные стены домов смывали с себя остатки рассветного румянца. Худой юноша в потёртой, но чистой одежде, шёл по мощёной улице не издавая ни единого звука. Холодные ещё камни мостовой липким ознобом хватали босые подошвы путника. Юноша будто повинуясь внутреннему компасу совершал многочисленные повороты в своём движении по городу. Наконец, когда уже можно было подумать, что он просто коротает время за бесцельной ходьбой, парень остановился у неприметной двери в одном из многочисленных тупичков уличного лабиринта. Осмотрев себя со всех сторон, стряхнув несуществующую пыль со штанов и рубахи, юноша решительно поднял руку и постучал в дверь. В утренней тишине этот стук мгновенно был подхвачен прохладным воздухом и многократно отражённым разнесся по близлежащим улочкам. Парень пристально глядел на дверь. Ни звука. Руки всё это время он не опускал. Но как только он собрался постучать ещё раз, из-за двери раздался суровый мужской голос:
— Не создавай бессмысленных звуков. Говори, зачем пришёл.
— Господин, вы обронили кошелёк вчера, когда возвращались с рынка, — юноша замолчал, но, поскольку с той стороны двери его никто не перебивал, продолжил — я принёс его вам.
— Можешь оставить его себе, он твой.
Юноша развязал шнурок, стягивающий края мошны, заглянул внутрь, перекатил содержимое туда-сюда, глубокий звук трущихся боками монет заполнил переулок, не отрывая взгляда от содержимого он продолжил:
— Если господин не против, то я заберу лишь зёрна тмина и перца, они, судя по всему, всхожие. Золотые же монеты мне ни к чему, меня арестуют, как только я попытаюсь ими рассчитаться: откуда им появиться у бедняка. Я оставлю кошелёк у порога, гос... — выуживая из кошелька семена парень, подняв взгляд, встретился глазами с некрупным бородатым мужчиной в сером балахоне, который стоял в проёме открытой двери. За его спиной было темно. В следующую секунду мужчина сделал шаг назад и растворился в этой темноте. Приняв этот беззвучный жест за приглашение, парень вошёл следом. Беззвучно же дверь затворилась за его спиной.
Когда глаза привыкли к темноте, юноша увидел, что в помещении стоит стол с подносом, на котором лежали румяные лепёшки, и кувшином, судя по аромату, со сладким вином. Рот мгновенно наполнился слюной: ещё бы, два дня без пищи. Приглашения к столу не было, поэтому парень продолжил изучение помещения постепенно привыкающими к почти полной темноте глазами. Кроме стола в комнате больше не было никакой мебели. В стене, что напротив входа, угадывался ещё один дверной проём. Окон, даже запертых, в стенах не было видно. Тут запримеченная дверь отворилась, не нарушая тишины ни единым звуком, вошёл тот же мужчина, но на нём уже не было балахона, а лишь серая рубаха, да такие же серые штаны. На секунду парню показалось, что темнота в неизвестном помещении за спиной вошедшего ещё гуще и бездоннее, чем в этой комнате, он невольно поёжился от пробежавших от затылка вниз по спине мурашек.
— Почему не ешь?
— Твои лепёшки, господин, слишком свежи и мягки, чтобы я мог их есть. Моему желудку сейчас ничего не придумаешь полезнее чёрствой горбушки да кружки воды.
— Для чего ты пришёл?
— Мне нужна работа, господин.
— Тебе не нравится работать у меня?
Юноша быстро взглянул на мужчину. Тот улыбался и, подняв руку, раскрыл её: на ладони лежал ключ.
— Это ключ от твоей комнаты, — уверенно начал бородач, глядя в наполняющиеся слезами радости юношеские глаза, — можешь приходить и уходить, когда хочешь, сейчас ложись и отдохни, отоспишься — поговорим.
Мужчина подвёл его к боковой стене, подойдя к ней вплотную, можно было разглядеть лишь небольшую замочную скважину. Когда в неё был вставлен и повёрнут ключ, раздался щелчок и в стене пыльным облачком проступил прямоугольник двери.
— Ну-у-у, ты слишком долго шёл ко мне, я уже даже и не надеялся.
Когда дверь сдвинулась ещё на миллиметр, стало видно, что за ней мерцает серебристый свет. Скрежет заржавевших петель в абсолютной тишине казался ещё громче. За дверью была комната: кровать без матраца, лишь короб со спинками, тумба, шкаф, стол с кружкой да кувшином, запертым пробкой, и окно с двумя горшками с землёй на подоконнике. Молча юноша подошёл к столу, взял кувшин, выдернул пробку, понюхал — ничуть не застоявшаяся вода, сделал глоток, полил землю в горшках, сделал аккуратные ямки и высыпал в них семена: в один — тмин, во второй — перец. Сровняв землю, ещё раз сбрызнул водой, оставшиеся в сосуде пару глотков выпил. Поставил кувшин на стол. Вышел назад в большую комнату, взял с подноса лепёшку, оторвал по кругу сухой край, мякиш положил рядом с подносом прямо на стол, вернулся, на ходу тщательно прожёвывая сдобу. Остановившись у двери, попробовал снять её с петель, та поддалась. Положив дверь на основание кровати вместо матраца, лёг на неё и мгновенно уснул. Лишь ненужный теперь уже ключ, запоздало дзынькнув, выпал из замочной скважины на каменный пол.